Мощи напоказ: кто ныне распинает Христа

Именно так поповы, лифшицы, вздорновы ответили и на последнюю просьбу почившего Предстоятеля о временной выдаче из ГТГ чудотворной иконы «Живоначальная Троица» письма прп. Андрея Рублева на праздничные богослужения в Троице-Сергиевой Лавре в год 400-летия ее героической обороны от польско-литовских интервентов. Напомним, что на заседание в Третьяковке по этому вопросу 17 ноября 2008 г. собирали с помощью наглого обмана, будто бы Московская Патриархия «собирается насовсем забрать «Троицу» Рублева». Это вранье в самом начале заседания публично разоблачил Председатель всероссийской ассоциации реставраторов Савва Ямщиков:

«Селезнева: Савелий Васильевич, позвольте мне тогда вас успокоить и по поводу "Троицы", потому что речь идет о выдаче на три дня, на праздник Троицы. На три дня, в специальном киоте.
Ямщиков: А мне сказали, что...
Селезнева: Ну так вот, поэтому, может быть, надо было сначала выслушать Валентина Алексеевича...
Ямщиков: Извините, пожалуйста. Я вам скажу, почему я выступаю. Ну, если на три дня, и вы там будете дежурить... Тогда зачем нас было собирать?
Селезнева: Я прошу прощения, давайте все-таки мы не будем опережать события, если позволите...
Ямщиков: Скажите, зачем нас было собирать? Мне позвонили и сказали ваши сотрудники, что речь идет о постоянной передаче...
Селезнева: Так вот, спасибо сотрудникам. Видимо...
Ямщиков: Спасибо вам, что вы нас не поставили в известность. Мы уже не в том возрасте и не в том состоянии здоровья, когда с нами можно играть в такие бирюльки».
Вслед за этим Савва Ямщиков, хлопнув дверью, покинул «совет нечестивых».
См. подробнее: http://expertmus.livejournal.com/28331.html
И тут же на трибуну по заранее спланированному сценарию повыскакивали завбиблиотекой ЦМиАР Дудочкин и директор ЦМиАР Геннадий Попов, которые наперебой стали уверять собравшихся, что рублевская «Троица» «не является чудотворной»: http://expertmus.livejournal.com/28442.html.

Сейчас, видимо, немногие помнят, что аналогичный скандал произошел почти 20 лет назад, в октябре 1993 г., когда состоялось расширенное заседание ученого совета Третьяковской галереи, где прозвучали чудовищные оскорбления в адрес Церкви вроде того, что в России «Церковь стала последним оплотом большевизма!». Нетрудно догадаться, что тогда, что теперь тон задавали они и те же примелькавшиеся «эксперты»-русофобы из заигранной колоды супротивников Церкви. Сохранившаяся фонограмма наглядно демонстрирует, что в язвительно-издевательских оценках и формулировках искусствоведы оказались изощреннее иных политиков. Разумеется, эту фонограмму никакие русофобы никогда расшифровывать не будут, как это произошло с записью провокационного заседания 17 ноября, которой сотрудник ГТГ Левон Нерсесян «со товарищи» заполонил весь Интернет.

Еще тогда в 1993 г. в Третьяковке на все немыслимые и оскорбительные попреки представители Церкви твердо ответили: «Мы против большевистского принципа «грабь награбленное!», мы смиренно просим отдать нам то, что у нас отняли… Церковь понимает музейных работников, посвятивших жизнь сохранению древних икон, но и наши оппоненты должны понять, что святыня не может быть экспонатом. Это оскорбляет чувства верующих…
Мы просим вернуть великую святыню Владимирскую икону Богоматери на ее историческое место – в Успенский собор Московского Кремля. Охрана там даже лучше, чем в галерее, а проблемы с воздействием среды как ни трудны, но решаются.
«Живоначальная Троица» преподобного Андрея Рублева не должна быть частью экспозиции Третьяковки.  Пока эту святыню не вернули Церкви, для нее должно быть создано освященное место в галерее, где верующие могли бы помолиться.
Как можно включать в экспозиции кресты-мощевики с частицами плоти святых мучеников?! В подобных случаях художественные сокровищницы напоминают музеи воинствующего атеизма!» (ВМ. № 210 (21106). 28 октября 1993 г.).

Нынешнее обсуждение долгожданного законопроекта «О передаче религиозным организациям имущества религиозного назначения, находящегося в государственной или муниципальной собственности» сопровождается бесконечными провокациями всё тех же одиозных искусствоведов-русофобов. Один из них замдиректора ГММК Андрей Баталов договорился до того, что на круглом столе 4 июня с.г. на ВВЦ обвинил государство в том, что оно «навязывает обществу миф, что музей – это проклятое сообщество атеистов». Там же директор Музея имени Андрея Рублева Геннадий Попов вытащил новую «домашнюю заготовку», что после временной выдаче Церкви «мощевики из музеев Московского Кремля возвращаются обратно без мощей».

Крест-мощевик.
Первая половина XVI в. Россия.
5 х 11.
Музеи Московского Кремля. Инв. МР-6163/1.
Передан в Оружейную палату Костромским музеем в 1931 г. после изъятия из Ипатьевского монастыря.

Золотой крест, украшенный рубинам и бирюзой, с массивным оглавием и резным изображением в рост св. Соломониды на оборотной стороне был вложен в Ипатьевский монастырь супругой Василия III Соломонией Сабуровой с молением «о чадородии».

Следует иметь в виду, что церковные ценности представляет собой имущество особого рода. Оно приносится в Церковь как жертва, является доброволь­ном отчуждением богатства ради нематериальных благ. В этом качестве имущество Церкви находится вне экономических и социальных отношений. Издревле Церковь считала, что всё ее имущество принадлежит Богу. При неизменности этого понимания фор­мировалось и церковное право. Другой особенностью было то, что церковное имущество ис­пользовалось под строгим контролем священноначалия. Прежде всего требовалось не допустить какого-либо святотатства. Строгие правила использования церковного имущества содержа­лись в установлениях Церкви, а затем, еще в древние времена, во­шли в положения и гражданского права.

Юридический характер отношения Церкви к ее имуществу зави­сел от статуса Церкви в государстве. До революции 1917 г. Пра­вославная Церковь в России являлась государственной. Это позво­ляет до сих пор некоторым противникам возврата ценностей Церкви ничтоже сумняшеся декларировать, что де все церковное имущество являлось госу­дарственным. Насколько это соответствует исторической правде?

Право Церкви владеть своим имуществом не было отменено ни ре­формами Петра I, ни Екатерины II. Петр I провел реформу управле­ния Церковью, но не национализацию церковной собственности. Учрежденный по Духовному регламенту вместо патриаршего возглавления Св. Синод был именно церковным, а не государственным учреждением. Екатерина II произвела в 1764 г. секуляризацию земельных владений Церкви, отобрав «излишки» монастырских зе­мель и святотатственно нарушив последнюю волю вкладчиков на помин души, но о переводе в царскую казну всего владения Церкви не было и речи. Земельные владения Церкви были урезаны, прихо­ды и монастыри наделялись с тех пор землею в определенных раз­мерах, но само право владения имуществом, а тем более святынями Церкви под сомнение не ставилось.

Подтверждение права Церкви на свое имущество стало особен­но важным после революции, когда новая власть стала проводить политику «отделения Церкви от государства». Поместный собор Православной Российской Церкви 1917-1918 гг. постановил: «От имени Священного Собора оповестить особым постановлением, что Священный Собор... есть единственный законный высший рас­порядитель церковных дел, охранитель храмов Божиих, святых обителей и всего церковного имущества, которое веками составля­лось из добровольных приношений верующих людей и является Божиим достоянием. Никто, кроме Священного Собора и уполно­моченной им церковной власти, не имеет права распоряжаться цер­ковными делами и церковным имуществом, а тем более такого пра­ва не имеют люди, не исповедующие даже христианской веры или открыто заявляющие себя неверующими в Бога» (Русская Пра­вославная Церковь в советское время. М.,1995. Кн. 1. С. 120). Собор подтвердил и право отдельных церковных учреждений владеть имуществом: «Отдельные церковные установления, владеющие имуществом на праве собственности, распоряжаются им в согласии с правилами Церкви» (Там же. С. 131).

До революции происходил характерный не только для России процесс смены средневекового мира культурой нового времени. Одновременно происходил износ материалов, ветшание древ­них святынь, в том числе и памятников архитектуры, их утрата. Как свидетельствует мировой опыт, подобные утраты неизбежны для всякой культуры с тысячелетней историей. Святыни поновляли, иногда, может быть, с современной точки зрения, не очень качест­венно. Но в основе этого поновления всегда лежала любовь к Богу и бла­гоговение к святыням, стремление продолжить их век.

Справка: об упорядоченном хранении своих святынь Церковь начала беспокоиться давно. Так, в 1742 г. Св. Синод издал указ «о запре­щении износить из костромского Успенского собора чудотворную икону Божией Матери, именуемую Федоровскую», как раз ради то­го, «чтоб за ветхостию оной святой чудотворной иконе от частых хождений не учинилось бы какого наивящего повреждения». На протяжении XIX- начала XX вв. Церковь в сотрудничестве с го­сударством участвовала в разработке мер по сохранению церковных древностей и образовании церковно-археологических кабинетов и епархиальных музеев, в научном изучении церковных древностей.

Иную историческую роль выполнили появившиеся в России на рубеже веков ценители эстетических достоинств русской иконопи­си, составившие яркие коллекции древнего искусства. Деятель­ность выдающихся коллекционеров и идеологов эстетизма начала XX в.: Остроухова, Рябушинского, Муратова и др. - проложи­ла в сознании образованного общества путь к изъятию церковного имущества. Это оказалось в основе сво­ей антикультурной акцией, привело к десакрализации иконы, к изъ­ятию ее из литургической жизни и, в конечном итоге, стало разре­шительной санкцией обществу со стороны культурной элиты на бу­дущую экспроприацию церковных святынь. Однако основу древнерусских фондов крупнейших музеев стра­ны составили не эти малочисленные собрания, а многотысячные изъятия церковного имущества при советской власти.

В настоящее время ни священноначалие нашей Церкви, ни ее ответственные представители и специалисты не требуют немед­ленного возвращения всех церковных святынь и ликвидации собра­ний древнерусского искусства ведущих музеев страны. Напротив, всегда подчеркивалось, что возвращение - это процесс, требую­щий законодательной базы, специальных организационных меро­приятий и готовности как от государства, так и от Церкви. Здесь может быть полезен международный опыт.

Справка: в Германии после поражения во Второй Мировой войне было возвращено все конфискованное имущество католической и протестантской церк­вей, включая и произведения церковного искусства. В епархиях бы­ли созданы диоцез-музеи (епархиальные хранилища), в которых по­мещено все имущество церквей, по разным причинам не нашедшее еще своих владельцев. Эти музеи при должной поддержке разви­лись в самостоятельные научно-исследовательские центры. Госу­дарство взяло на себя бремя хранения церковной собственности, определенная часть которой является национальным достоянием.

В России же в 1996 г. был принят закон «О музейном фонде и музеях в РФ», согласно которому все движимое имущество Церкви, находящееся в государственных хранилищах, в том числе и чудо­творные иконы, под анонимным понятием «музейная коллекция», объявлено не подлежащим отчуждению. Церковь лишена даже возможности контролировать хранение и использование своих древностей, которое бывает небезупречным с профессиональной точки зрения (см.: ПЛЕСЕНЬ во вновь отреставрированном фондохранилище) и наносит святыням моральный ущерб, когда они экс­понируются сугубо как произведения живописи.